Чернов и аграрная программа партии социалистов-революционеров. В

Русский политический деятель, эсер, один из главных теоретиков партии по аграрному вопросу. Родился в г. Новоузенске Самарской губ. в дворянской семье, с революционной литературой познакомился в гимназии. На втором курсе юридического факультета Московского университета был арестован за революционную пропаганду, амнистирован по случаю коронации Николая II . Вступил в партию эсеров , вел революционную пропаганду среди крестьян.

После отъезда за границу в конце 90-х гг. XIX в. стал членом ЦК партии эсеров, редактором "Революционной России" . Признавал необходимость террора в городе, но отрицал ведение его в деревне, считая главным методом борьбы там пропаганду революционных идей в целях подъема масс.

В 1905 -1907 гг. находился на нелегальном положении в России, участвовал в работе Петербургского совета рабочих депутатов. После разоблачения Е. Ф. Азефа в числе других пяти членов вышел из ЦК партии эсеров. В 1912 г. редактор эсеровского журнала "Заветы". В 1915 -1916 гг. был участником Циммервальдской и Кинтальской конференций. После Февральской революции 1917 г. - министр земледелия в первом и втором коалиционных составах Временного правительства . В январе 1918 г. избран председателем Учредительного собрания . Участвовал в организации эсеровских мятежей на Волге в 1918 г. Возглавил съезд бывших членов Учредительного собрания в Уфе. В 1920 г. эмигрировал во Францию . Во время второй мировой войны участвовал в движении Сопротивления . Умер в США в 1952 г.

Источник - Википедия

Виктор Михайлович Чернов
1-й Председатель Всероссийского Учредительного Собрания 5 января (18 января) - 6 января (19 января) 1918 года
Гражданство: Российская империя
Рождение: 25 ноября (7 декабря) 1873 Хвалынск, Саратовская губерния
Смерть: 15 апреля 1952 (78 лет)
Партия: Партия социалистов-революционеров

Виктор Михайлович Чернов (25 ноября (7 декабря) 1873, Хвалынск, Саратовской губернии - 15 апреля 1952, Нью-Йорк) - русский политический деятель, мыслитель и революционер, один из основателей партии социалистов-революционеров и её основной идеолог. Первый и последний председатель Учредительного собрания.

Ранние годы
Виктор Михайлович Чернов родился в 1873 году в городе Хвалынске Саратовской губернии. Отец, Михаил Николаевич Чернов, был уездным казначеем, мать, Анна Николаевна Булатова , происходила из старинного дворянского рода. Семья проживала сначала в Новоузенске, а затем в Саратове, Хвалынске и Камышине. После смерти матери, наступившей в 1875 году, Виктор с сёстрами воспитывался мачехой. Всё свободное время проводил на Волге среди босяков.
В 1882 году Виктор поступил в саратовскую гимназию . Обучаясь в гимназии, Чернов приобщился к достижениям демократической мысли - к творчеству Н. А. Добролюбова, Н. Г. Чернышевского и идеолога народничества Н. К. Михайловского. Саратов считался одним из главных центров революционного движения. В 1884 году старший брат Виктора, Владимир, был арестован за хранение нелегальной литературы и исключён из гимназии. В годы учёбы в гимназии Чернов познакомился с рядом неблагонадёжных лиц - бывшим ссыльным В. А. Балмашёвым (отцом С. В. Балмашёва), народником М. А. Натансоном и народовольцем А. В. Сазоновым . В 1890 году Чернов был арестован во время обыска на квартире Сазонова. После этого он оказался под подозрением и был поставлен под особый надзор. По ходатайству отца в 1891 году был отчислен из саратовской гимназии и отправлен учиться в Дерпт .
В студенческих кружках
Проживая в Дерпте, Чернов под влиянием старшего брата оказался в среде демократического студенчества. Посещал собрания студенческих кружков и был свидетелем споров между марксистами и народниками . Во время каникул побывал в Петербурге, где оказался уже на собрании нелегального кружка петербургской «Группы народовольцев». В Петербурге Чернов впервые познакомился с марксистами - Ю. О. Мартовым и П. Б. Струве , выступавшими в роли оппонентов народовольцев. Молодой человек стремительно втягивался в революционное движение.
В 1892 году Чернов успешно закончил дерптскую гимназию и поступил на юридический факультет Московского университета. Обучаясь в университете, Чернов принял активное участие в деятельности «Союза московских объединённых землячеств», созданного для взаимопомощи его членов, и входил в состав его Совета. Деятельность Совета носила оппозиционный характер, большинство его участников придерживались народнических взглядов. В Москве Чернов познакомился с В. А. Маклаковым, П. Н. Милюковым, Е. Д. Кусковой, С. Н. Прокоповичем, В. И. Ульяновым-Лениным и другими известными впоследствии деятелями. В студенческие годы активно изучал марксизм и штудировал произведения Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского, которых сам называл «друго-врагами». Принимал участие в спорах с марксистами, в которых отстаивал народнические идеи. В 1894 году по поручению Совета «Союза землячеств» совершил поездку в Петербург, где познакомился с Н. К. Михайловским и вручил ему адрес от московского студенчества. Михайловский разочаровал Чернова своим неприятием террора.

Начало революционной деятельности
В 1894 году Чернов познакомился с бывшим народовольцем Н. С. Тютчевым, одним из основателей партии «Народное право» . По рекомендации Тютчева Чернов встретился с Натансоном и выразил готовность сотрудничать с новой партией. Однако от вступления в партию он воздержался, так как не был удовлетворён её умеренной программой, в которой отсутствовали положения о терроре и социалистическом идеале. В апреле 1894 года за причастность к нелегальной деятельности партии Чернов был арестован и привлечён к дознанию. Содержался в Москве в Пречистенском полицейском доме, где его допрашивал знаменитый Сергей Зубатов . Зубатов пытался переубедить молодого революционера и склонить его к сотрудничеству, но не достиг успеха. После отказа дать откровенные показания Чернов был переведён в Петропавловскую крепость, где провёл около полугода, а затем в Дом предварительного заключения. После выплаты залога был выслан в Камышин, а затем в Саратов и в Тамбов.
Время, проведённое в заключении, Чернов использовал для продолжения самообразования. В Доме предварительного заключения он штудировал «Критику чистого разума» И. Канта, «Историю материализма» Ф. Ланге, «Капитал» К. Маркса, труды Э. Геккеля, Г. Спенсера, Ч. Дарвина, П. Б. Струве, Г. В. Плеханова и др. В тюрьме окончательно сложились его социально-политические и философские воззрения. Здесь была написана его первая большая научная статья «Философские изъяны доктрины экономического материализма», содержавшая в зародыше все идеи, которые он впоследствии защищал в своих сочинениях.

Пропаганда в Тамбовской губернии

Приехав в 1895 году в Тамбов , Чернов устроился работать канцелярским служащим в местное губернское земство. Вскоре он познакомился с одним из самых ярких земских деятелей Тамбовской губернии - А. Н. Новиковым, на которого оказал большое влияние (через несколько лет этот крупный землевладелец, политические взгляды которого неуклонно эволюционировали в направлении «справа - налево», стал членом партии социалистов-революционеров).
В Тамбове развернулась активная литературно-публицистическая деятельность Чернова, сделавшая его видным идеологом народничества. Первоначально он публиковался в «Орловском вестнике» и «Тамбовских губернских ведомостях», затем в журнале «Новое слово», и наконец, в крупнейшем народническом журнале «Русское богатство». В своих статьях он полемизировал с теоретиками марксизма и развивал идеи народнического социализма. Статья «Экономический материализм и критическая философия» была опубликована в московском журнале «Вопросы философии и психологии». В области теоретической философии Чернов отстаивал эмпириокритицизм Э. Маха и Р. Авенариуса, в области социологии - «субъективный метод» П. Л. Лаврова и Н. К. Михайловского, а в области экономики следовал Марксу. Признавая авторитет Маркса, направлял свою критику в адрес его вульгарных последователей.
В Тамбове продолжилась и революционная деятельность Чернова. В 1898 году Чернов женился на учительнице местной воскресной школы Анастасии Николаевне Слетовой и сблизился с её братом - Степаном Николаевичем Слетовым . Оба были активными участниками местных народнических кружков. Вместе со Слётовыми Чернов повёл революционную агитацию в среде местного крестьянства. Для пропаганды в деревне социалистических идей были созданы особые «летучие библиотеки». В селе Павлодар Борисоглебского уезда Чернов основал крестьянскую организацию «Братство для защиты народных прав». Устав «Братства» гласил, что земля должна перестать быть собственностью частных владельцев и перейти в руки всего трудящегося народа. В том же 1898 году был созван съезд представителей крестьянства от пяти уездов Тамбовской губернии. Съезд принял программный документ «Письмо ко всему русскому крестьянству», содержавший призыв объединяться в тайные «братства для защиты народных прав». Замысел Чернова состоял в том, чтобы покрыть всю Россию сетью крестьянских организаций.

В Аграрно-социалистической лиге
В мае 1899 года Чернов вместе с молодой женой выехал за границу. Целью поездки было продолжить своё образование, ознакомиться с достижениями мировой социалистической мысли и установить связи с представителями революционной эмиграции. Вскоре он прибыл в Швейцарию и поселился в Цюрихе. В Швейцарии Чернов выступил с инициативой создания внепартийной организации, которая бы занималась изданием и распространением нелегальной литературы для крестьян. Первоначально со своей идеей Чернов обратился к социал-демократам П. Б. Аксельроду и Г. В. Плеханову. Однако последние, узнав о его связях с народником В. П. Воронцовым, наотрез отказались от сотрудничества. Тогда Чернов обратился к лидеру заграничного «Союза русских социалистов-революционеров» Хаиму Житловскому . Житловский свёл Чернова с основными группами русской народнической эмиграции - «Группой старых народовольцев» во главе с Петром Лавровым и лондонским «Фондом вольной русской прессы», объединявшим ветеранов народнического движения. Инициатива Чернова была поддержана умиравшим Лавровым, а его секретарь Семён Анский заручился поддержкой лондонских ветеранов.
Сразу после смерти Лаврова, в феврале 1900 года, состоялось основание организации, которая получила название Аграрно-социалистической лиги . В число основателей Лиги вошли В. М. Чернов, С. А. Анский, Х. О. Житловский, Л. Э. Шишко, Ф. В. Волховский и Е. Е. Лазарев. Лигой были изданы обращение «К товарищам по мысли и по делу» и программная брошюра «Очередной вопрос революционного дела». В программной брошюре, написанной Черновым, говорилось о необходимости возобновить революционную работу в крестьянстве , без опоры на которое «никакая революционная партия не сможет нанести в России серьёзного, решительного удара буржуазно-капиталистическому режиму». На протяжении нескольких лет Лига успешно издавала и переправляла в Россию нелегальную литературу. Распространением её среди крестьянского населения занимались местные народнические кружки. К работе в Лиге были привлечены известные литераторы Н. А. Рубакин, В. И. Дмитриева и другие. Всего за несколько лет работы Лигой было издано более 317 тысяч нелегальных брошюр (более 1 миллиона страниц). В дальнейшем Аграрно-социалистическая Лига влилась в состав Партии социалистов-революционеров.

В Партии социалистов-революционеров
В 1902 году в России произошло образование единой Партии социалистов-революционеров. Партия возникла в результате слияния трёх революционных организаций: «Южной партии социалистов-революционеров», «Северного союза социалистов-революционеров» и «Рабочей партии политического освобождения России». В том же году за границу с объединительной миссией выехали три представителя новой партии - Григорий Гершуни , Мария Селюк и Евгений Азеф . Проведя успешные переговоры, приезжие достигли соглашения о слиянии с новой партией заграничного «Союза русских социалистов-революционеров» и других народнических групп. Официальным органом партии становилась газета «Революционная Россия» , издательство которой переносилось в Женеву. Теоретическим органом партии признавался «Вестник русской революции», издававшийся в Париже Н. С. Русановым и И. А. Рубановичем. В январе 1902 года «Революционная Россия» открыто объявила о создании новой партии.
Сразу после создания партии эсеров Чернов вступил в её ряды и вместе с Михаилом Гоцем стал редактором её печатного органа «Революционная Россия». Чернов был избран членом ЦК новой партии и впоследствии переизбирался в ЦК всех его составов. В том же году была основана «Боевая организация партии социалистов-революционеров» , ставившая своей целью террористическую борьбу. Во главе боевой организации стали Г. А. Гершуни и его заместитель Е. Ф. Азеф . 2 апреля 1902 года боевая организация заявила о своём существовании убийством министра внутренних дел Д. С. Сипягина , исполнителем которого был С. В. Балмашёв. Вскоре после убийства Чернов опубликовал в «Революционной России» статью «Террористический элемент в нашей программе», в которой обосновывал тактику индивидуального террора. В последующие годы Чернов посвятил себя революционной публицистике, сделавшись главным теоретиком партии. Он был автором большинства статей, посвящённых программе и тактике партии, в 77 номерах «Революционной России». Помимо статей в «Революционной России», Чернов выступал с публичными лекциями, в которых отстаивал идеологию социалистов-революционеров. Появление новой партии вызвало переполох в стане социал-демократов, которые бросили на борьбу с ней свои лучшие силы. Несмотря на это, в августе 1904 года на международном конгрессе в Амстердаме партия эсеров была принята в ряды II Интернационала.

Начало Первой русской революции
В 1904 году в России на фоне русско-японской войны стала назревать революционная ситуация. 15 июля 1904 года террористом боевой организации эсеров Е. С. Созоновым был убит министр внутренних дел В. К. Плеве . С приходом нового министра П. Д. Святополк-Мирского в стране началась кампания за введение конституции, руководимая либеральным «Союзом освобождения». В сентябре 1904 года Чернов вместе с М. А. Натансоном и Е. Ф. Азефом представлял партию эсеров на Парижской конференции революционных и оппозиционных партий России, на которой обсуждалась тактика совместной борьбы с самодержавием. На конференции были приняты совместная резолюция и тактическое решение: всем партиям действовать самостоятельно, но одновременно, что выражалось формулой «врозь наступать и вместе бить».
В январе 1905 года в России началась Первая русская революция. Толчок революции дали События 9 января 1905 года, которые возглавил священник Георгий Гапон . Эсеры отреагировали на события мгновенно и организовали переправку Гапона за границу. В апреле 1905 года под председательством Гапона состоялась Женевская межпартийная конференция, на которой партию эсеров вновь представлял Чернов. Конференция выработала совместную резолюцию, провозглашавшую целью вооружённое восстание, и выработала ряд ценных тактических соглашений. В течение весны эсеры продолжали использовать популярность Гапона, издавая массовыми тиражами его революционные воззвания, написанные в духе брошюр Аграрно-социалистической лиги. Чернов пытался обратить Гапона в правоверного эсера, однако из этого ничего не вышло, и в дальнейшем их пути разошлись. Порвав с эсерами, Гапон принялся за создание беспартийного рабочего союза, а после возвращения в Россию был убит группой эсеровских боевиков по подозрению в предательстве. Одним из лиц, принимавших решение о его убийстве, был Виктор Чернов.

Деятельность по возвращении в Россию
После Манифеста 17 октября 1905 года Чернов через территорию Финляндии возвратился в Россию. По возвращении принял участие в издании первой легальной газеты партии эсеров «Сын отечества» , редактором которой был избран Г. И. Шрейдер. Газета должна была заменить нелегальную «Революционную Россию». В газете сотрудничали как партийные эсеры, так и легальные народники из «Русского богатства» - Н. Ф. Анненский, В. А. Мякотин и А. В. Пешехонов. Последние выступили с инициативой создания единой легальной партии эсеров, которая должна отказаться от нелегальных методов борьбы и отстаивать свои интересы в Государственной Думе. Это встретило возражения со стороны партийных эсеров, настаивавших на невозможности полностью отказаться от террора. Чернов выдвинул компромиссное предложение: не отказываясь принципиально от террора, держать боевую организацию «под ружьём», чтобы в нужный момент снова выйти на арену борьбы. Спор завершился на Первом съезде партии эсеров, на котором группа легальных народников заявила о создании особой Партии народных социалистов.
Первый съезд партии эсеров состоялся в декабре 1905 года в Иматре. На съезде обсуждались вопросы программы и тактики партии в условиях конституционных свобод. Чернов был главным докладчиком на съезде по программным вопросам и автором большинства резолюций съезда. На том же съезде Чернов был избран в новый состав ЦК. Вместе с Черновым в состав ЦК вошли Е. Ф. Азеф, М. А. Натансон, А. А. Аргунов, Н. И. Ракитников и П. П. Крафт. Съезд завершился расколом и отделением от партии её правого и левого крыла. Правые образовали Партию народных социалистов , а левые - Партию эсеров-максималистов . Последние были сторонниками аграрного террора, отвергнутого большинством участников съезда.
Бойкотируя совместно с другими лидерами эсеров и РСДРП выборы в Первую Государственную Думу , Виктор Чернов участвовал в следующих выборах и вместе с Н. И. Ракитниковым возглавил фракцию эсеров во Второй Думе. Однако поражение революции не ослабило, а напротив, радикализировало представления Чернова, и тот принял активное участие в разработке не осуществлённого покушения на царя.

Биография с 1917 года
После Февральской революции был министром земледелия во Временном правительстве Керенского. На выборах в Учредительное собрание партия эсеров получила большинство голосов, и Чернов был избран председателем Учредительного собрания.
После роспуска Учредительного собрания в 1918 году - участвовал в борьбе с советским режимом. В августе 1920 году по решению ЦК ПСР эмигрировал, жил в Эстонии и Германии, затем в Чехословакии и Франции. Занимался общественно-политической, научной и литературно-публицистической деятельностью. Накануне вступления немецко-фашистских войск в Париж перебрался на остров Олерон, а затем в Лиссабон, откуда вместе с третьей женой (И. С. Сырмус-Пыдер) в июне 1941 году эмигрировал в США. Поселился в Нью-Йорке и до конца жизни активно участвовал в деятельности Нью-Йоркской группы партии социалистов-революционеров, был одним из редакторов партийного журнала «За свободу», занимался научной работой, писал мемуары.

Сочинения

Чернов В. М. Записки социалиста революционера. - Берлин-Петербург-М.: Издательство З. И. Гржебина, 1922.
Чернов В. М. Политический дневник // Вопросы истории КПСС. - 1991, № 6.
Чернов В. М. Перед бурей. Воспоминания. - М.: «Международные отношения», 1993. - 408 с. - ISBN 5-7133-0583-X
Чернов В. М. Конструктивный социализм. - М.: РОССПЭН, 1997. - 670 с. - ISBN 5-86004-167-5
Чернов В. М. В партии социалистов-революционеров: Воспоминания о восьми лидерах / Публ., вступ. ст., подгот. текста и коммент. А. П. Новикова и К. Хузер. - СПб.: «Дмитрий Буланин», 2007. - 528 с. - ISBN 978-5-86007-510-8
Чернов В. М. «Я боюсь заграничной оторванности, боюсь эмигрантщины…» Письма из Эстонии 1920-1921 гг. // Исторический архив / Публ. и коммент. А. П. Новикова. - 2008. - Т. № 5. - С. 55-109.
Чернов В. М. Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания, 1905-1920 / Пер. с англ. Е. А. Каца. - М.: Центрполиграф, 2007. - 438 с. - 3000 экз. - ISBN 978-5-9524-2710-5
«Повелитель тысячи ведомств, которые в России всевластны». В.М. Чернов о И.В. Сталине / Публ., вводная ст. и коммент. А.П. Новикова // Исторический Архив. 2007. № 4. С. 4 – 28.
«Политика дальнего прицела». Тезисы В.М. Чернова о внешней политике И.В. Сталина / Публ., вводная ст. и коммент. А.П. Новикова // Отечественные архивы. 2008. № 2. С. 128 – 131.
«В такой момент, Иосиф Виссарионович, у Вас нет права их подозревать ни в чем…» Письмо В.М. Чернова И.В. Сталину. 1942 г. / Публ., вступ. ст., подгот. текста и коммент. А.П. Новикова // Электронный альманах «Россия. XX век. Документы»
Памяти Н. К. Михайловского / В. Чернов; под ред. Е. К. Брешко-Брешковской, О. С. Минора, В. В. Руднева и С. Л. Маслова Москва: Земля и Воля, 1917 год
Марксизм и славянство: (к вопросу о внешней политике социализма) / Виктор Чернов; Партия социалистов-революционеров Петроград: Тип. Центр. ком. Партии социалистов-революционеров, 1917 год
Марксизм и аграрный вопрос: Ист.-крит. очерк Санкт-Петербург: ред. журн. "Русское богатство", 1906
Международный социализм и война Гельсингфорс: тип. Гельсингфорс. Совета депутатов, 1916 год
Очередной вопрос революционного дела London: Аграрно-социалист. лига, 1900 год
Террористический элемент в нашей программе Б.м. : тип. Партии социалистов-революционеров, 1902 год

Литература
Гусев К. В. В. М. Чернов. Штрихи к политическому портрету. - М.: РОССПЭН, 1999. - 207 с. - ISBN 5-86004-126-8
Коновалова О. В. Политические идеалы В.М. Чернова: взгляд через годы. - Красноярск: Сибирский юридидический ин-т МВД России, 2005. - 212 с. - 300 экз.
В.М. Чернов: человек и политик. Материалы к биографии / Сост. А. П. Новиков. - Саратов: «Аквариус», 2004. - 318 с. - 100 экз.
Новиков А. П. Издательско-публицистическая деятельность В. М. Чернова в Эстонской Республике (1920-1922) // Биографика. I. Русские деятели в Эстонии XX века. - Тарту, 2005. - С. 149-182.
Новиков А. П. Эсеровские лидеры и Кронштадтский мятеж 1921 г. // Отечественная история. - 2007. - Т. № 4. - С. 57-64.
Новиков А. П. Заграничная делегация ПСР - организатор международной антибольшевистской кампании 1922 г. // Новейшая история Отечества XX-XXI вв.: Сб. науч.тр. - Саратов: «Наука», 2007. - Т. Вып.2. - С. 3-28.
Аврус А. И., Новиков А. П. История и судьба одной книги // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. - М.: Издательство ЛКИ, 2008. - Т. 22. - С. 354-372.
Жизнь и деятельность В. М. Чернова (1873-1952). Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012. Проверено 15 декабря 2008.
Коновалова О. В. В. М. Чернов о путях развития России / О. В. Коновалова. - М.: РОССПЭН, 2009. - 383 с.
Новиков А. П. В.М. Чернов и эсеровская эмиграция в начале 1920-х гг. // Новый исторический вестник. 2009. № 1 (19). С. 118 - 127.

Ссылки:
1. Комиссия для расследования дела Татарова
2. Савинков Б.: ЦК партии ПСР распустил Боевую организацию после манифеста 17 окт
3. Заявление Бурцева о том, что Азеф провокатор
4. Допрос Азефа 1909 г
5. Савинков Б.: Поиски провокатора. Допрос и приговор Татарову
18.

(1952-04-15 ) (78 лет) Партия: Партия социалистов-революционеров

Ви́ктор Миха́йлович Черно́в (25 ноября (7 декабря) , Хвалынск , Саратовской губернии - 15 апреля , Нью-Йорк) - русский политический деятель, мыслитель и революционер , один из основателей партии социалистов-революционеров и её основной идеолог. Первый и последний председатель Учредительного собрания .

Биография до 1917 года

Ранние годы

Виктор Михайлович Чернов родился в 1873 году в городе Хвалынске Саратовской губернии . Отец, Михаил Николаевич Чернов, был уездным казначеем, мать, Анна Николаевна Булатова, происходила из старинного дворянского рода. Семья проживала сначала в Новоузенске , а затем в Саратове, Хвалынске и Камышине . После смерти матери, наступившей в 1875 году, Виктор с сёстрами воспитывался мачехой. Всё свободное время проводил на Волге среди босяков.

В студенческих кружках

Проживая в Дерпте, Чернов под влиянием старшего брата оказался в среде демократического студенчества. Посещал собрания студенческих кружков и был свидетелем споров между марксистами и народниками . Во время каникул побывал в Петербурге , где оказался уже на собрании нелегального кружка петербургской «Группы народовольцев» . В Петербурге Чернов впервые познакомился с марксистами - Ю. О. Мартовым и П. Б. Струве , выступавшими в роли оппонентов народовольцев. Молодой человек стремительно втягивался в революционное движение.

Начало революционной деятельности

В Тамбове развернулась активная литературно-публицистическая деятельность Чернова, сделавшая его видным идеологом народничества. Первоначально он публиковался в «Орловском вестнике » и «Тамбовских губернских ведомостях», затем в журнале «Новое слово», и наконец, в крупнейшем народническом журнале «Русское богатство » . В своих статьях он полемизировал с теоретиками марксизма и развивал идеи народнического социализма. Статья «Экономический материализм и критическая философия» была опубликована в московском журнале «Вопросы философии и психологии ». В области теоретической философии Чернов отстаивал эмпириокритицизм Э. Маха и Р. Авенариуса , в области социологии - «субъективный метод» П. Л. Лаврова и Н. К. Михайловского , а в области экономики следовал Марксу . Признавая авторитет Маркса, направлял свою критику в адрес его вульгарных последователей .

В Тамбове продолжилась и революционная деятельность Чернова. В 1898 году Чернов женился на учительнице местной воскресной школы Анастасии Николаевне Слётовой и сблизился с её братом - Степаном Николаевичем Слётовым. Оба были активными участниками местных народнических кружков . Вместе со Слётовыми Чернов повёл революционную агитацию в среде местного крестьянства . Для пропаганды в деревне социалистических идей были созданы особые «летучие библиотеки». В селе Павлодар Борисоглебского уезда Чернов основал крестьянскую организацию «Братство для защиты народных прав». Устав «Братства» гласил, что земля должна перестать быть собственностью частных владельцев и перейти в руки всего трудящегося народа. В том же 1898 году был созван съезд представителей крестьянства от пяти уездов Тамбовской губернии . Съезд принял программный документ «Письмо ко всему русскому крестьянству», содержавший призыв объединяться в тайные «братства для защиты народных прав» . Замысел Чернова состоял в том, чтобы покрыть всю Россию сетью крестьянских организаций .

В Аграрно-социалистической лиге

Сразу после смерти Лаврова, в феврале 1900 года , состоялось основание организации, которая получила название Аграрно-социалистической лиги . В число основателей Лиги вошли В. М. Чернов, С. А. Ан-ский , Х. О. Житловский , Л. Э. Шишко , Ф. В. Волховский и Е. Е. Лазарев . Лигой были изданы обращение «К товарищам по мысли и по делу» и программная брошюра «Очередной вопрос революционного дела». В программной брошюре, написанной Черновым, говорилось о необходимости возобновить революционную работу в крестьянстве, без опоры на которое «никакая революционная партия не сможет нанести в России серьёзного, решительного удара буржуазно-капиталистическому режиму» . На протяжении нескольких лет Лига успешно издавала и переправляла в Россию нелегальную литературу. Распространением её среди крестьянского населения занимались местные народнические кружки. К работе в Лиге были привлечены известные литераторы Н. А. Рубакин , В. И. Дмитриева и другие. Всего за несколько лет работы Лигой было издано более 317 тысяч нелегальных брошюр (более 1 миллиона страниц) . В дальнейшем Аграрно-социалистическая Лига влилась в состав Партии социалистов-революционеров .

В Партии социалистов-революционеров

Начало Первой русской революции

Деятельность по возвращении в Россию

Первый съезд партии эсеров состоялся в декабре 1905 года в Иматре . На съезде обсуждались вопросы программы и тактики партии в условиях конституционных свобод. Чернов был главным докладчиком на съезде по программным вопросам и автором большинства резолюций съезда . На том же съезде Чернов был избран в новый состав ЦК. Вместе с Черновым в состав ЦК вошли Е. Ф. Азеф , М. А. Натансон , А. А. Аргунов , Н. И. Ракитников и П. П. Крафт . Съезд завершился расколом и отделением от партии её правого и левого крыла. Правые образовали Партию народных социалистов, а левые - Партию эсеров-максималистов . Последние были сторонниками аграрного террора, отвергнутого большинством участников съезда.

Бойкотируя совместно с другими лидерами эсеров и РСДРП выборы в Первую Государственную Думу , Виктор Чернов участвовал в следующих выборах и вместе с Н. И. Ракитниковым возглавил фракцию эсеров во Второй Думе . Однако поражение революции не ослабило, а напротив, радикализировало представления Чернова, и тот принял активное участие в разработке не осуществлённого покушения на царя.

Биография с 1917 года

После Февральской революции был министром земледелия во Временном правительстве Керенского . На выборах в Учредительное собрание партия эсеров получила большинство голосов, и Чернов был избран председателем Учредительного собрания.

После роспуска Учредительного собрания в 1918 году - участвовал в борьбе с советским режимом. В августе 1920 году по решению ЦК ПСР эмигрировал, жил в Эстонии и Германии , затем в Чехословакии и Франции . Занимался общественно-политической, научной и литературно-публицистической деятельностью. Накануне вступления немецко-фашистских войск в Париж перебрался на остров Олерон , а затем в Лиссабон , откуда вместе с третьей женой (И. С. Сырмус-Пыдер) в июне 1941 году эмигрировал в США . Поселился в Нью-Йорке и до конца жизни активно участвовал в деятельности Нью-Йоркской группы партии социалистов-революционеров, был одним из редакторов партийного журнала «За свободу», занимался научной работой, писал мемуары.

Сочинения

  • Чернов В. М. Записки социалиста революционера . - Берлин-Петербург-М.: Издательство З. И. Гржебина , 1922.
  • Чернов В. М. Политический дневник // Вопросы истории КПСС . - 1991, № 6.
  • Чернов В. М. Перед бурей. Воспоминания . - М .: «Международные отношения», 1993. - 408 с. - ISBN 5-7133-0583-X
  • Чернов В. М. Конструктивный социализм. - М .: РОССПЭН, 1997. - 670 с. - ISBN 5-86004-167-5
  • Чернов В. М. В партии социалистов-революционеров: Воспоминания о восьми лидерах / Публ., вступ. ст., подгот. текста и коммент. А. П. Новикова и К. Хузер. - СПб. : «Дмитрий Буланин», 2007. - 528 с. - ISBN 978-5-86007-510-8
  • Чернов В. М. «Я боюсь заграничной оторванности, боюсь эмигрантщины…» Письма из Эстонии 1920-1921 гг. // Исторический архив / Публ. и коммент. А. П. Новикова. - 2008. - Т. № 5. - С. 55-109.
  • Чернов В. М. Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания, 1905-1920 / Пер. с англ. Е. А. Каца. - М .: Центрполиграф, 2007. - 438 с. - 3000 экз. - ISBN 978-5-9524-2710-5
  • «Повелитель тысячи ведомств, которые в России всевластны». В.М. Чернов о И.В. Сталине / Публ., вводная ст. и коммент. А.П. Новикова // Исторический Архив. 2007. № 4. С. 4 – 28.
  • «Политика дальнего прицела». Тезисы В.М. Чернова о внешней политике И.В. Сталина / Публ., вводная ст. и коммент. А.П. Новикова // Отечественные архивы. 2008. № 2. С. 128 – 131.
  • «В такой момент, Иосиф Виссарионович, у Вас нет права их подозревать ни в чем…» Письмо В.М. Чернова И.В. Сталину. 1942 г. / Публ., вступ. ст., подгот. текста и коммент. А.П. Новикова // Электронный альманах «Россия. XX век. Документы»
  • Памяти Н. К. Михайловского / В. Чернов; под ред. Е. К. Брешко-Брешковской, О. С. Минора, В. В. Руднева и С. Л. Маслова Москва: Земля и Воля, 1917 год
  • Марксизм и славянство: (к вопросу о внешней политике социализма) / Виктор Чернов; Партия социалистов-революционеров Петроград: Тип. Центр. ком. Партии социалистов-революционеров, 1917 год
  • Марксизм и аграрный вопрос: Ист.-крит. очерк Санкт-Петербург: ред. журн. "Русское богатство", 1906
  • Международный социализм и война Гельсингфорс: тип. Гельсингфорс. Совета депутатов, 1916 год
  • Очередной вопрос революционного дела London: Аграрно-социалист. лига, 1900 год
  • Террористический элемент в нашей программе Б.м. : тип. Партии социалистов-революционеров, 1902 год

Литература

  • Гусев К. В. В. М. Чернов. Штрихи к политическому портрету. - М .: РОССПЭН, 1999. - 207 с. - ISBN 5-86004-126-8
  • Коновалова О. В. Политические идеалы В.М. Чернова: взгляд через годы. - Красноярск: Сибирский юридидический ин-т МВД России, 2005. - 212 с. - 300 экз.
  • В.М. Чернов: человек и политик. Материалы к биографии / Сост. А. П. Новиков. - Саратов: «Аквариус», 2004. - 318 с. - 100 экз.
  • Новиков А. П. Издательско-публицистическая деятельность В. М. Чернова в Эстонской Республике (1920-1922) // Биографика. I. Русские деятели в Эстонии XX века. - Тарту, 2005. - С. 149-182.
  • Новиков А. П. Эсеровские лидеры и Кронштадтский мятеж 1921 г. // Отечественная история. - 2007. - Т. № 4. - С. 57-64.
  • Новиков А. П. Заграничная делегация ПСР - организатор международной антибольшевистской кампании 1922 г. // Новейшая история Отечества XX-XXI вв.: Сб. науч.тр. - Саратов: «Наука», 2007. - Т. Вып.2. - С. 3-28.
  • Аврус А. И., Новиков А. П. История и судьба одной книги // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. - М .: Издательство ЛКИ, 2008. - Т. 22. - С. 354-372.
  • Жизнь и деятельность В. М. Чернова (1873-1952) . Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012. Проверено 15 декабря 2008.
  • Коновалова О. В. В. М. Чернов о путях развития России / О. В. Коновалова. - М.: РОССПЭН, 2009. - 383 с.
  • Новиков А. П. В.М. Чернов и эсеровская эмиграция в начале 1920-х гг. // Новый исторический вестник. 2009. № 1 (19). С. 118 - 127.

Примечания

  1. Государственный архив Саратовской области (ГАСО). Ф.637. Оп.1. Д.2160. Л.62.
  2. Аврус А.И., Гусакова З.Е., Новиков А.П. Когда и где родился В.М. Чернов? // Исторический архив. 1998. № 3. С. 211-213.
  3. А. П. Новиков. В. М. Чернов: биографический очерк // Чернов В. М.: Жизнь и Деятельность / Авторы: А. И. Аврус, А. П. Новиков .
  4. В. М. Чернов. Перед бурей. Воспоминания . - М .: «Международные отношения», 1993. - 408 с.
  5. В своих мемуарах Чернов оставил яркую характеристику личности А. Н. Новикова: Чернов В. М. Записки социалиста-революционера. Берлин; М.; Пг., 1922. Кн. 1. - С. 255.
  6. Указатель опубликованных работ В. М. Чернова
  7. В. М. Чернов. Философские и социологические этюды. - URSS, 2011. - 384 с.
  8. К. В. Гусев. В. М. Чернов. Штрихи к политическому портрету. - М .: РОССПЭН, 1999. - 208 с.
  9. В. М. Чернов. В партии социалистов-революционеров. Воспоминания о восьми лидерах . - СПб. : «Дмитрий Буланин», 2007. - 520 с.

М.: РОССПЭН, 2009. 383 с.

Виктор Михайлович Чернов (7 (19) ноября 1873, Новоузенск, Самарская губерния - 15 апреля 1952, Нью-Йорк) - русский политический деятель, один из основателей партии социалистов-революционеров и её основной идеолог.

Виктор Михайлович Чернов родился в городе Новоузенске Самарской губернии в семье уездного казначея, получившего дворянство. После смерти матери воспитывался мачехой. Обучаясь в Саратовской гимназии, Чернов приобщился к достижениям демократической политической жизни (в первую очередь к творчеству Николая Александровича Добролюбова и идеолога народничества Николая Константиновича Михайловского) - Саратов считался одним из главных центров революционного движения. После учёбы поступил на юридический факультет Московского университета. В революционном движении участвовал с конца 1880-х. В студенческие годы предпочитал изучению марксизма анализ произведений Толстого и Достоевского, которых сам называл «друго-врагами».

В начале 1890-ых присоединился к движению народников, встречался с Михайловским, вёл полемику с социал-демократами с позиций крестьянского социализма. В 1894 Чернов был привлечён старым революционером Марком Андреевичем Натансоном к работе в формируемой им подпольной партии «Народное право», призванной объединить всё социалистическое движение в стране - как марксистов, так и общинных социалистов. За участие в партии арестован и заточён в Петропавловскую крепость, где провёл около полгода. После выплаты залога Виктор Михайлович выслан в Камышин, где провёл свое детство.

Приехав в 1895 в Тамбов, Чернов организовал сеть крестьянских «братств» по всей губернии. Неспособность народников создать подобные группы в других частях Российской империи натолкнула Виктора Чернова к выводам о неэффективности методов индивидуального террора, идейном кризисе народничества и необходимости обновления его идеологической базы. Свою новую теорию он рассматривал как вариант социалистического развития для стран с преобладанием крестьянства в структуре общества. Для согласования новой программы народничества с новейшими европейскими концепциями в 1899 по собственному желанию выехал в эмиграцию в Цюрих.

Сразу после создания партии эсеров в 1902 году вступил в её ряды и стал редактором её печатного органа «Революционная Россия». На родину вернулся после выхода Манифеста 17 октября 1905. Не имея отчётливого представления о характере Первой русской революции, призвал «не распылять сил революции», что требовало осмотрительности и выдержанности, и даже резко не одобрил участия своих последователей, участвовавших в вооружённом восстании в Москве. Бойкотируя совместно с другими лидерами эсеров и РСДРП выборы в Первую Государственную Думу, Виктор Чернов участвовал в следующих выборах и вместе с Н. Ракитниковым возглавил фракцию эсеров во Второй Думе. Однако поражение революции не ослабило, а напротив, радикализировало представления Чернова, и тот принял активное участие в разработке не осуществлённого покушения на царя.

После Февральской революции 1917 г. участвовал во Временном правительстве Керенского в должности министра сельского хозяйства. На выборах в Учредительное собрание партия эсеров получила большинство голосов, и многие рассчитывали, что Чернов станет новым премьер-министром. После разгона Учредительного собрания в 1918 г. - участвовал в белом движении, возглавлял «правительство» в Самаре. Затем бежал в Европу, потом - в США, где и умер.

ЛИЧНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ О Г. ГАПОНЕ

Оп.: За кулисами охранного отделения. С дневником провокатора, письмами охранников, тайными инструкциями: Сборник / Сост. А. Б. – Berlin: Heinrich Caspari, 1910. С. 142 – 173.

De mortuis nihil, Nisi verum

Как сейчас помню я это время, – дело происходило в Женеве, в январе месяце прошлого года, после того, как эпопея священника, предводительствовавшего армией рабочих, облетала все иностранные газеты, когда один товарищ сообщил мне на ухо: «Гапон едет сюда, скоро будет у нас – его спас один наш знакомый, бывший социал-демократ, а теперь слоняющийся на нашу сторону. Он явится прямо к нашим, и может быть, скоро мы в его лице будем приветствовать вполне и всецело товарища».

Помню, как радостно забилось при этом известии мое сердце. Нам, политическим эмигрантам, не раз приходилось сетовать в дружеских беседах на то, что русская революция не выдвинула до сих пор какого-нибудь крупного имени народного вождя, которого бы знали, которому бы верили, за которым бы беззаветно шли массы. Неожиданно всплывшее имя Гапона, величественно-трагическая обстановка события, создавшего его известность,– все это располагало думать, что в его лице судьба посылает нам как раз того, кого нам нужно, что теперь к идейной силе социалистического движения прибавляется недостающая яркая фигура вышедшего из недр самого народа вождя народного.

Таким образом, мы с большим нетерпением и большими надеждами ждали прибытия легендарного Гапона. Нам казалось, что мы встретим глубоко-искреннего, страстного, порывистого энтузиаста, отдающегося до самозабвения заветной идеи, с жгучей жаждой правдоискательства. Так рисовали мы себе эту фигуру а рriori, будучи не в состоянии иначе представить себе человека, который еще вчера шел в рясе с хоругвями и крестом, а сегодня, сбросив рясу и оттолкнув ее негодующе-презрительным толчком, уже взывает к восстанию, к террору, к бомбам и динамиту…

Помню, какая тревога поднялась у нас, когда вдруг мы узнали, что Гапон, переехав русскую границу, куда-то запропал, что его товарищ, который должен был встретиться с ним в одном германском пограничном городе, не нашел его там… Незнающий иностранных языков, затерявшийся вблизи русской границы, быть может уже доставляемый обратно предупредительными прусскими жандармами – такая картина уже тревожила наш ум, и мы принялись за розыски, пустили в движение свои немецкие связи, стараясь выяснить, куда же давался Гапон…

Но наши тревоги оказались напрасными. Через несколько дней мы узнали, что Гапон цел и невредим, что, по незнанию языка, он запутался в Женеве, не нашел никого по данному ему адресу, случайно попал в русскую студенческую библиотеку и открылся одному из библиотекарей, социал-демократу, который и отвел Гапона немедленно к Плеханову, где он уже не -сколько дней вращается среди социал-демократов и больше не появляется никуда…

А через день-два мы знали, что Каутский уже получил от женевских социал-демократов телеграмму, что Гапон присоединился к социал-демократам и уже опубликовал это известие в немецких газетах...

Еще через несколько дней мы увидались с Гапоном. Перед нами была фигура, совершенно непохожая на тот образ, который мы мысленно рисовали себе. Перед нами был подвижной человечек с бегающими и глядящими исподлобья глазами, с хитроватой улыбкой, с неровной речью. Было что-то своеобразное, скрытно-развязанное во всей фигуре, во всех его манерах. Той подкупающей, фанатической страстности, того кипучего энтузиазма, которых мы ожидали, не оказалось и следа. Были временами взрывы одушевления, но в них сказывалась только какая-то стихийная внутренняя сила, находящаяся в полном. подчинении у «человека себе на уме». И чем дальше, тем яснее и яснее обрисовывался с этой стороны его моральный образ…

T?te-a-tete Гапон был мало интересен. Он говорил отрывочно, путался, терялся. Когда он хотел вас в чем-нибудь убедить, он страшно повторялся, говорил одно и то же почти дословно, как будто хотел просто загипнотизировать вас этим настойчивым, однообразным повторением». Быть может, на серых, массовых рабочих этот прием перемежаемый эффектными вспышками энергии, когда Гапон говорил тоном «власть имущего», и производил впечатление. Но в обществе литературных и практических деятелей революции, людей с резко-очерченной индивидуальностью, эти приемы не выручали.

Положение Гапона за границею вскоре сделалось трагическим в одном отношении. Я не стану уже говорить об осаждавших его интервьюерах, о газетной славе, о всеевропейской известности и внимании, которыми он был встречен. Всем понятно, что от этого легко может закружиться голова. Но здесь была еще и другая беда. Явившись за границу, он должен был, в известном отношении, глядеть на всех «верху вниз – кто еще сумел повести за собою так, как Гапон, тысячи рабочих? Кто мог быть ему равен? Но ведь предводительство рабочими – дело прошлое и далекое. Чтобы играть за границей роль, хоть сколько-нибудь подобную той роли, нужны были и другие данные. Оторванная от практической работы, заграница (я, разумеется, беру лучшую ее часть, а не ту, которая вырождается в кружковое болото) поневоле уходит в область теории, в область мышления. Вопросы программы и тактики получают детальную разработку во всех тонкостях их применения. Но нетрудно представить, как себя должен был почувствовать Гапон в этой атмосфере. Плохо ориентированный в вопросах этого рода, без знаний, без всякой теоретической подготовки, он, естественно, сразу спустился с высоты куда-то вниз. Из-под его ног ушла почва. Недавний кумир и бог толпы, он, правда, и здесь пользовался повсюду почтительным вниманием, и тем не менее, он все более и более должен был чувствовать себя в положении школьника. Самолюбивый и гордый, он пытался выйти из этого положения, но то и дело, что называется, срывался. «Нет, таким людям не надо уезжать за границу!», – вырывалось невольно у нас, когда мы еще не составили себе совершенно определенного понятия о нем и еще находились до известной степени под обаянием прежних, априорных представлений…

Три пути, три выхода из этого положения представлялись Гапону. Он мог, во-первых, засесть за книжку, чтобы подучиться, чтобы ориентироваться в партийных программах и теориях. Он мог, во-вторых, схватить на лету кое-какие верхи и на этом основании судить вкривь и вкось обо всем. Он мог, наконец, в-третьих, объявить себя выше всего этого и третировать всякие программы и теории, как заграничное «рукоделье от безделья». Как Иван-царевич, стоял он некоторое время на распутье этих трех дорог и затем пошел... по всем по трем.

Время от времени он схватывался за книжку, чтобы тотчас же бросить ее; время от времени, под влиянием какого-нибудь случайного нового знакомого, он объявлял себя человеком такого-то направления или партии, и все чаще и чаще он начинал щеголять пренебрежением к интеллигенции и ее теориям.

Но с течением времени первое случалось все реже и реже. Гапону была органически чужда всякого рода усидчивость. Гапон и книжка – это было что-то несовместимое. Подвижной, суетливый, непостоянный и постоянный в своем непостоянстве, нервозный, он вечно жаждал новых и новых ощущений. Отсутствие реального, захватывающего дела для него было убийственно. Он немедленно обнаруживал потребность в искусственных возбуждениях. С одной стороны, ему нужно было во что бы то ни стало всегда иметь в своих руках все нити какого-нибудь большого и сложного дела. Но, будучи новичком в революционных делах, не имея никакого представления о конспиративной технике, он, в сущности, никогда не мог создать в этой области ничего реального. Зато перед ним раскрылось вполне широкое поприще вмешательства в межфракционные и межгрупповые отношения – эту страшную болячку заграничной жизни. Он с головою окунулся в эту пучину – и завертелся в ней…

С другой стороны, то же искусственное нервное возбуждение доставлялось шумной атмосферой парижских кабачков. Гапона, как и всякого, как-то сводили в несколько из них, чтобы показать ему характерные картины парижской жизни. Но он сразу обнаружил такой специфический интерес и, видимо, так его сразу потянуло к этой атмосфере шумного веселья беспутной парижской богемы, что кое-что неприязно резнуло уши его проводников. «Нет, перейдем лучше в общую залу: там человеческим телом пахнет» – вот одна из характерных его фраз, невольно запечатлевавшихся в памяти.

По существу дела, Гапону следовало бежать от заграницы, как от чумы. За границей, как и в ссылке, известная степень оторванности, остающаяся даже при самой энергичной работе и самых живых организационных связях с Россией, и узкий круг лиц, в котором приходится вращаться, поневоле создают неизбежность вариться в собственном соку. А если принять во внимание нервную взвинченность, нередкую в претерпевающем все возможные и невозможные мытарства революционере, да учесть к тому же изрядную наличность людского мусора, выброшенного революционными волнами на заграничные отмели и гниющего там, то нетрудно будет понять, что морально слабому и неустойчивому человеку здесь нетрудно опуститься. Создается своего рода душный, спертый воздух провинциального уголка с мелочными интересами, с последовательными наслоениями застарелых личных счетов и уязвленных эмигрантских самолюбий. Повторяю, только люди с большим запасом духовных сил могут остаться нетронутыми, незагрязненными. Потому-то и сияют такими яркими звездами неотразимо привлекательные, кристально чистые образы ряда ветеранов революции, по закону контрастов особенно ярко оттеняемые серым, будничным фоном окружающей среды, – такие лица, как покойный Лавров, как Кропоткин, Чайковский, Шишко и другие. Гапон не принадлежал к числу таких людей, и заграничная атмосфера была для него убийственна.

Человеком партии – какой бы то ни было – Гапон никогда не был и органически быть не мог. Быть человеком партии – значит, во-первых, органически связать концы с концами во всем своем общем миросозерцании, иметь некоторое определенное теоретическое credo, сплести все свои идеи в одно органическое целое, быстро воспринимающее и ассимилирующее все новые впечатления жизни. Быть человеком партии – это значит, далее, уметь себя дисциплинировать, уметь врасти неразрывно в некоторое организованное целое, уметь, когда нужно, поступиться теми или другими влечениями, сохраняя при этом, конечно, полную самостоятельность и свободу в идейной области. Словом, внутренняя дисциплина мыслей и организационная дисциплина в действиях – вот типичные черты психологии настоящего партийного человека.

Гапону были одинаково чужды обе эти черты. Человек теоретически совершенно необразованный и даже невежественный, он никогда не мог выработать себе чего-нибудь цельного, я уже не говорю – теоретически обоснованного. Все, что он ухватывал в партийных взглядах, он всегда крайне упрощал и вульгаризировал. Получалось некоторое примитивное и, так сказать, механически-составное целое, из которого без ущерба для остального всегда можно было вынуть любую часть и заменить другой, новой. Правда, в этом виде его взгляды являлись очень приспособленными для простых, совершенно «необработанных» умов самой серой массы. И Гапон это хорошо чувствовал. Он не имел и не мог иметь своего критерия истинности того или другого положения – критерия научного, теоретического, вообще логического. Его место у Гапона заступал чисто психологический критерий – способность данного положения быть сразу сочувственно воспринятым массами. Иными словами, соблазнительность того или другого лозунга для широких, серых масс – такова для него была высшая инстанция. Линия наименьшего сопротивления заменяла для него линию наивысшей целесообразности. Типичная черта демагога. В конце концов, она приводила к полнейшему равнодушию к теориям и крайней неразборчивости в выборе лозунгов.

Что касается другого рода дисциплины – организационной, то она была чужда натуре Гапона еще более. Он был типичным одиночкой. Как демагог, непостоянный в своих лейтмотивах, он не мог, физически был не в состоянии участвовать в общей «мирской» выработке тактической линии поведения, спеваться с другими, как с равными, и затем координировать свои действия с действиями товарищей. Партийное дело – хоровое дело. А Гапон, если бы он даже совершенно искренно дал обещание придерживаться такой-то линии поведения, все равно не смог бы сдержать его до конца. Он нарушил бы это обещание, как нарушил бы любое из обещаний самому себе – при первом же случае, когда нашел бы практически более выгодным поступить на какой-нибудь иной манер.

Если хотите, он по натуре был полный, абсолютный анархист, неспособный быть равноправным членом организации. Всякую организацию он мог себе представить лишь как надстройку над одним всесильным личным влиянием. Он должен был один стоять в центре, один все знать, один сосредоточивать в свих руках все нити организации и дергать ими крепко привязанных на них людей как вздумается и когда вздумается. Характерно, что в последнее время своего пребывания за границей Гапон обнаруживал особенное тяготение к анархистам и анархизму. Он, повторяю, сам лично не мог выносить никакой организационной дисциплины. Анархистское отрицание организации (хотя и не все анархисты логически доводят его до конца) было, поэтому, для него как раз по сердцу. Правда, если для него самого налагаемый организацией обязанности были «бременами неудобоносимыми», то на других возлагать еще тягчайшие «бремена» он, наоборот, очень любил. Но одно не противоречило другому. Анархистская «свобода личности» есть вообще фикция, и может быт, нигде нет такого деспотизма отдельных боле сильных индивидуальностей, как в анархистских кружках.

Где отвергается стройная организационная дисциплина, соподчиняющая всех, там на ее место неизбежно встает расплывчатая группировка вокруг центров личного влияния. Расплывчатость этой группировки и перемежающийся состав, облегчая уход всех, сколько-нибудь несогласных, не дает создаться никаким ограничениям влияния вожака. Тем непоколебимее и безусловнее является его власть в узком районе окружающей его периферии. Вот почему анархизм вечно дробится почти на столько же особых, программно-своеобразных групп, сколько и людей – более выделяющихся и заметных людей.

Когда состоялся ряд свиданий Гапона с некоторыми видными представителями партии с.-р. и когда перед ними начала постепенно все более и более выясняться его реальная, а не легендою созданная личность, для них прежде всего выяснилось, что не имеет смысла пытаться сделать из Гапона партийного человека, хотя тогда видимым образом сделать это было бы не особенно трудно. Правда, только что, и по-видимому с его ведома, социал-демократы через Каутского и, кажется, через интернациональное бюро поведали urbietorbi, что Гапон пристал к «великой, российской, единой». Но он уже казался разочарованным ею. Справедливо или нет, но на него организация в тогдашнем ее виде произвела впечатлите не деловой, не боевой. Со свойственною ему резкостью он говорил эмигрантам с.-р.: «Там болтуны, все болтуны… дела не делают, не умеют, не делают дела… нет у них ничего, а у вас, я вижу, практика, у вас есть «боевая» ... А они все говорят, все предлагают, все проектируют, а к делу как приступить, не знают… все болтуны там, там нечего мне делать»…

Гапону, видимо, казалось в высокой степени безразличным – быть гласно приписанным по социал-демократическому департаменту и в то же время войти в какую угодно организацию социалистов-революционеров. Он готов был легко переменить организацию. Но ему было сказано: «Не торопитесь выбором партии. Лучше оглядитесь хорошенько. Не имеет смысла входить для того, чтобы, может быть, завтра же выйти. Наш вам совет – не связывать себя организационно. Беспартийное положение имеет свои преимущества. Вас больше всего привлекает практическая сторона дела, а не теории. Не связывая себя организационно, вы можете как угодно много работать в смысле практических соглашений. Момент исключительный, боевой. Как ни заело социал-демократию сектантство и фракционный фанатизм, быть может, и она окажется расположенной с этим считаться. Идея практического соглашения всех партий носится в воздухе. Оставаясь вне партий, вы, может быть, легче всего сможете несколько помочь ее осуществлению. Этим вы удовлетворите обуревающей вас жажде дела, и в то же время, не свяжете себя преждевременными партийными обязательствами, которых вы потом не сможете выполнить, что поведет к совершенно не-желательным недоразумениям».

Гапон с восторгом ухватился за эту мысль. Он немедленно составил соответственное заявление в виде «письма в редакцию» и отправился с ним в редакцию социал-демократической «Искры». Но там его ждала целая история. Ему сказали, что с его стороны такой шаг некорректен. С его согласия или без его протеста европейский социалистический мир извещен, что Гапон стал социал-демократом. Теперь извещавшие об этом выставляются лгунами…

После долгой и жаркой беседы смущенный Гапон согласился на предложенный ему компромисс: к словам «остаюсь вне партий» приставить, по крайней мере, «разделяя принципы социал-демократии». Потом он объяснил, что не видел в этом ничего, нарушающего его межпартийное положение: «ведь с.-ры – те же социал-демократы, только к тому же и революционеры». Вряд ли тогда Гапон влагал в понятие «революции» что-нибудь более глубокое, чем внешние атрибуты, вроде бомб и револьверов…

Однако после совещания с друзьями Гапон сообразил, что дал маху и снова полетел в «Искру». Новое объяснение; категорический отказ редакции изменить что-либо в уже набранном и сверстанном письме; ультиматум Гапона; улаживание инцидента согласно его желанию; видимое восстановление «худого мира» и действительный надрыв былых дружеских отношений.

Тем временем подоспела наделавшая шуму прокламация одной из социал-демократических областных организаций. Прокламация эта была, действительно, крайне нетактична. В то время, когда еще не было ни малейших оснований подозревать преданность Гапона; в то время, когда он еще весь был под обаянием могучего массового движения и беззаветного пролетарского энтузиазма; в то самое время, когда он клялся «отмстить», и клялся настолько искренно, насколько он способен был быть искренним в совершенно исключительные, светлые моменты, – в это самое время прокламация окатывала его с ног до головы помоями, называла его «обнаглевшим попом», пытавшимся украсть из-под красного знамени «великой, российской, единой» пролетариат, чтобы собрать его под своими хоругвями и т. п. Нетрудно представить наступившую сначала подавленность, сменившуюся затем сдавленным, но тем более сильным гневом Гапона! Он то и дело возвращался к этой теме; он говорил, что правительство всячески старается посеять среди рабочих смуту, выставляя его человеком, который рабочих двинул, как пушечное мясо, и теперь то же самое говорят социал-демократы… Дело погибнет, все впечатление 9 января пропадет, будет испорчено…

И он начинал клясться, что отмстит социал-демократам; сулил заявить рабочим, что социал-демократы – это интеллигенты, которые хотят только командовать рабочими, и т.п., и т.п.

Только с большим трудом удалось его упокоить и удержать от демагогических приемов. Впоследствии он несколько поуспокоился когда, с одной стороны, взволновавшую его прокламацию осудила с.-д. «Искра» и с.-р. «Революционная Россия».

Как бы то ни было, связь его с тою фракциею социал-демократии, с которою он сначала сошелся («меньшевики»), была совершенно надорвана.

Тем временем Гапон обратился в интернациональное социалистическое бюро с письмом, в котором, во избежание недоразумений, сообщал, что под влиянием событий 9 января переходит в социалистический лагерь, сохраняя внепартийную позицию по отношению к различным, борющимся между собою в России социалистическим фракциям, и от всей души желая их возможно скорейшего объединения.

Письмо имело неожиданные последствия. Интернациональное бюро и вообще весь западноевропейский социалистический мир был давно озабочен распрями среди русских социалистов. Влияние, которое оказывали на общеевропейское политическое положение судьбы русской революции, не давали возможности отнестись безучастно к этому страшному тормозу движения. Интернациональное бюро решило воспользоваться, как удобным поводом, письмом сделавшегося мировою знаменитостью священника-революционера. И оно разослало это письмо ко всем партиям при циркуляре, приглашавшем по возможности немедленно сделать попытку к желанному объединению или, по крайней мере, соглашению.

Таким образом, Гапон оказался как бы инициатором попытки к межпартийному соглашению. Он ревностно взялся за дело и, опираясь на моральный авторитет международного социалистического бюро, разослал всем партиям приглашение прислать к определенному сроку на конференцию своих делегатов для совещания. Не стану передавать историю этой конференции, организованной, конечно, очень плохо – да частное лицо и не могло ее организовать хорошо, а обостренные отношения между двумя главными лагерями, с.-д. и с.-р., обусловливали собою отсутствие такой организации, которая бы, пользуясь общим доверием, могла взять инициативу на себя. С.-д. фракция меньшевиков, между которой и Гапоном, как мы выше сообщали, пробежала черная кошка, вовсе уклонилась от участия в конференции. «Большевики», «Бунд», «Армянская с.-д. рабочая пария», «Латышская социал-демократия» явились. Но между ними и остальными организациями произошел конфликт: последняя из названных выше организаций потребовала в виде ультиматума исключения из конференции другой латышской организации, также носившей имя с.-д., но по программе и тактике более близкой к с.-р.; ультиматум был поддержан другими с.-д. организациями, и непринятие его собранием заставило их заявить об отказе от участия в конференции. Оставшиеся (русские с.-р., польская социалистическая партия, армянская революционная федерация, грузинские соц.-рев.-федералисты, финляндская «пария активного сопротивления» и белорусская революционная громада) продолжали конферировать и пришли к некоторым ценным практическим результатам. Гапон, присутствовавший с совещательным голосом, внес предложение о немедленном образовании общего «боевого комитета», во главе которого стал бы он, Гапон. Присутствовавшие партии, однако, нашли это «преждевременным», что. вместе с выходом с.-д., сильно охладило Гапона.

Через несколько времени он уже обращается к с.-р. с предложением вступить в их партию с тем, чтобы был, опять-таки, немедленно образован боевой комитет из трех лиц, в том числе его. Он получил ответ, что вступлению его в партию, если он считает себя совершенно определившимся, будут рады, но ставить партии какие бы то ни было условия при вступлении – совершенно недопустимо. Вступив в партию, он может агитировать за учреждение такого боевого комитета, может и выставлять свою кандидатуру; но он будет иметь в решении этого вопроса такой же голос, как всякий другой член, боевой же комитет создастся тогда, в таком числе и из таких лиц, как это решит, если решит, партия; в партии не может быть лиц неравноправных: каждый является рядовым и для всех равно обязательна дисциплина. Это очень не понравилось Гапону. Он выставлял еще требование, чтобы по вступлении в партию он знал «все». На это он также получил ответ, что в революционном деле обязательна конспирация, и каждый должен знать из конспиративной области лишь то, что ему необходимо знать для несения выпадающих на его долю партийных обязанностей: из этого правила исключений быть не может.

Недовольство Гапона всем этим было крайнее. Тем не менее, он, после некоторого раздумья, объявил, что вступает в партию. По-видимому, он рассчитывал добиться своего не мытьем, так катаньем. Но именно в это время возросло и окрепло недоверие к его личности. Дело в том, что, заявив о своем вступлении в партию, Гапон ни на минуту не переставал вести по собственной инициативе всевозможные сношения: с с.-д. большевиками, с группой В. Поссе, с анархистами, с махаевцами… С разных сторон доходят слухи, что везде он «свой», везде что-то мастерит, плетет какую-то сеть… К нему приступают – он сконфуженно ежится и твердит все одно: «Ничего, ничего… всех надо использовать, знаете, использовать всех... Я вот священническую рясу использовал, использовал связи в высших сферах… все пойдет хорошо… Ну, ничего, ничего» ... Наконец, его припирают в угол, ему указывают, что он уговаривает партийных людей делать для него то-то и то-то, скрывая это от партии. Ему указывают, что он не посвящает партию в те сношения, которые ведет со своими бывшими «гапоновцами»…

Припертый к стене, он смущенно оправдывается… В качестве «смягчающего вину обстоятельства» он начинает напоминать о своем прошлом... И вдруг – взрыв энергического излияния чувств. «Я поклялся отмстить! Я никогда не прощу этого дня!... Только мщение для. меня имеет цену, все остальное – средства… Да, я готов все и всех использовать, может быть, я и с вами иногда ради этого поступал не так, как следует, а как мне нужно... Но это только потому, что я предан рабочему делу!». Возбужденные, аффектированные слова обрываются на самом высоком аккорде и следом затем – мгновенный, едва уловимый острый и холодный блеск брошенного исподлобья взгляда, внимательно взвешивающего силу произведенного впечатления…

Этого мало. Чтобы загладить то, что он считает маленькой «неловкостью», он «утешает» партию таким предложением: «Я организую рабочий союз… Мы, знаете, назовем его беспартийным, просто всероссийским рабочим союзом… К нам все пойдут, и социал-демократы-рабочие пойдут… Ведь они, социал-демократы, не понимают рабочего, не уважают его самодеятельности. Все рабочие к нам пойдут… Действовать надо, действовать... И все пойдет хорошо. У социал-демократов мы всех рабочих отнимем… И эсеры-рабочие пусть тоже идут, и пропагандистов, и литературы вы нам дайте… Союз у нас будет беспартийный, но мы будем проводить эсеровскую программу. Ведь каждый рабочий понимает, что землю всю нужно вернуть целиком народу, всему народу… Или вот что: ну, хотите? Втайне союз войдет в партию, будет частью парии с.-р. И все пойдет хорошо!».

Ему объяснили, что пария принципиально считает недопустимым и морально нечестным вести такую «двойную бухгалтерию». И вместе с тем ему было предложено «расстаться друзьями»: «Ведь вам никогда не улечься в рамках организационной дисциплины, она вас тяготит… Верните лучше себе свободу действий…».

Гапон согласился, трогательно распространяясь о том, что с.-р. замечательные, благородные, хорошие люди... По выходе из партии он принялся за организацию своего «всероссийского союза». Он пробовал поставить литературный орган этого союза и снова приехал посовещаться с партийными людьми – а одновременно и с с.-д. – относительно программы нового издания. «Совещания» кончились неблагополучно. В проекте «заявления» об издании резко звучали демагогические ноты. Гапон явно намеревался сделать попытку организовать свой «Всероссийский рабочий союз» на проповеди недоверия к интеллигенции (а тем самым и к партиям). В виду его несогласия изменить соответствующие места, люди партии заявили ему, что отказывают новому предприятию во всякой поддержке и будут бороться против той вредной тенденции, которая проскальзывает в «заявлении».

Гапон уехал в настроении еще большей отчужденности, но вскоре сообщил, что отказывается от мысли об издании газеты и, видимо, старался сгладить испорченные отношения. Впрочем, как впоследствии оказалось, у него просто дело «не вытанцевалось» после того, как он попеременно столковывался о редакторстве: с одним независимым эсером, одним социал-демократом, с одним анархо-социалистом, с одним полумахаевцем и с одним эсером-максималистом (говорю только о тех его сношениях, которые нам стали известными; весьма вероятно, что были и другие). Вообще в это время он производил впечатлите человека, мечущегося из стороны в сторону «без руля и без ветрил», с головою, полною самых фантастических и грандиозных планов, и с более чем слабым представлением о тех средствах, которыми они могут быть осуществлены. Никакие указания, никакая критика, никакие увещания уже не действовали. Mnia grandiosa была форменная и не оставляющая ожидать ничего большего.

Наконец, последний раз людям партии пришлось иметь дело с Гапоном во время известной эпопеи «Джона Графтона», парохода с грузом оружия, разбившегося у берегов Финляндии. Это предприятие, в организации которого участвовали финляндские «активисты» и русские эсеры, очень интересовало Гапона. Заручившись вначале обещанием последних уделить некоторую часть груза гапоновскому «союзу» и завязав на этой почве знакомство с финляндцами, Гапон двинулся в Россию (впрочем, далее Финляндии он не проехал). Надо думать, что когда-нибудь лица, видевшие там Гапона, расскажут подробно всю характерную эпопею этого путешествия. Я не наблюдал ее лично. Поэтому скажу только несколько слов о самой сущности установленных затем партийным расследованием фактов. Оказалось, что в Финляндии Гапоном были приняты меры для получения в свои руки всего того груза, который предназначался для России; финляндцы были убеждены в том, что Гапон уполномочен на это от эсеров; Гапон в целом ряде мест выдавал экспедицию «Джона Графтона» за свое личное предприятие и даже за одну из частей еще более обширного предприятия; для получения части груза явился к нему и представитель от одной из двух с.-д. организаций, вероятно, также обманутый Гапоном. «Цель оправдывает средства», цель определяется моим «я» и его планами – этому правилу он непреклонно следовал и здесь.

Стоит еще упомянуть, что финляндцы, встретившее вначале Гапона, как Бога, – в конце его пребывания и после его поспешного и ничем не мотивированного бегства не могли о нем говорить без пренебрежительного смеха. Так опустился до мелкого интриганства и так ослабел морально когда-то казавшийся столь славным Гапон...

Растерявши всех друзей и заставивши все партии порвать с ним связи, Гапон остался окруженным небольшим количеством завербованных им в разных местах приверженцев из молодежи, сущих ничтожеств, но слепо, фанатически в него веривших. Они были абсолютно послушными и слепыми орудиями в его руках и обожали его безгранично. Их он умел порабощать и приковывать к себе несокрушимыми оковами. Как на один образец, укажу на факт, переданный мне одним из гапоновских «редакторов на час». Отправляя одного рабочего, бывшего эсера, с каким-то важным для себя поручением и, видимо, подозревая его в скрытом эсерстве, Гапон приставил к нему одного из своих «верных», взяв с него предварительно торжественную клятву – если посланец изменит пославшему и поведет какую-нибудь свою линию – немедленно убить его, как изменника. Сколько осталось еще у Гапона таких верных, «спаянных кровью» или, по крайней мере, кровавыми клятвами?

При приезде своем за границу Гапон не раз утверждал, что все события 9-го января были им предвидены и что он действовал совершенно сознательно, шел на все это как на необходимость. Тогда мы не верили этой ретроспективной проницательности и думали, что он сам не ведает, что говорит. Долгое время оставалось непоколебимым представление о Гапоне как человеке, искренно и медленно, с массами, излечивавшемся от старых иллюзий. Да и слишком ужасна была мысль о холодной решимости вести безоружные массы под расстрел. В этом было что-то наполеоновское, а от Гапона до Наполеона – дистанция огромного размера. В нем было слишком много хлестаковского, чтобы оставалось достаточно места наполеоновскому.

После финляндской эпопеи Гапону было высказано прямо в лицо все, что думали об его поведении. После этого партия с ним более никаких связей и сношений не имела. Тем временем наступили новые события, подоспело 17 октября… Дни возрождения России были днями окончательного падения Гапона…

Это был человек, опоздавший умереть. Оставшись жить после 9 января, он запачкал память этого дня грязью. На грязь полилась кровь, – его собственная кровь.

Виктор Михайлович Чернов (25 ноября (7 декабря) 1873, Хвалынск, Саратовской губернии — 15 апреля 1952, Нью-Йорк) — русский политический деятель, мыслитель и революционер, один из основателей партии социалистов-революционеров и её основной теоретик. Первый и последний председатель Учредительного собрания.

Внук крепостного крестьянина и сын уездного казначея, получившего личное дворянство, он родился 19 ноября 1873 в г.Камышин Саратовской губернии. Еще обучаясь в гимназии, увлекся идеями народничества. В 1892 поступил на юридический факультет Московского университета, в 1893 вошел в нелегальную «Партию народного права». Был арестован на 8 месяцев за нелегальную работу в этой организации, после чего был исключен из университета и выслан в Тамбов. Там сразу попал в число организаторов «Крестьянского братства», обладая исключительным умением сплачивать людей. В 1899 выехал в Берн, оттуда в Париж, где занялся разработкой аграрной теории. В 1900 стал одним из основателей «Аграрно-социалистической лиги», в 1901 организовал издание журнала «Вестник русской революции» (существовал до 1905). С 1902 - ведущий идеолог ПСР и бессменный член ее ЦК, один из редакторов газеты «Революционная Россия», автор «Программы революционной деятельности в деревне». Получил известность тем, что предлагал через Крестьянский союз «звать мужика Землей к Воле и вести через Волю к Земле».

Мы кипим вместе с жизнью и живем жгучими и острыми ощущениями минуты.

Чернов Виктор Михайлович

В октябре 1905 - вернулся в Россию.

На I съезде ПСР (декабрь 1905 - январь 1906), где была принята написанная Черновым партийная программа, он предложил примирить правую группу либеральных народников с левой (близкой к анархистам). Настаивал на «социализации земли» с последующим распределением ее на основе уравнительного землепользования. Призывал создать демократическую республику, ликвидировать частную помещичью собственность на землю, ввести демократические свободы, 8-часовой рабочий день.

В 1908 эмигрировал во Францию, затем жил в Италии, оставаясь редактором газеты эсеров «Знамя труда». В начале 1910-х увлекся литературной работой, начал издавать вместе с А.М.Горьким журнал «Заветы».

В годы Первой мировой войны - интернационалист, участник конференции социалистов стран Антанты в Лондоне (1915), Циммервальдской и Кинтальской (1916) международных конференций социалистов-интернационалистов.

Буржуазно-демократическую революцию февраля 1917 принял с воодушевлением, полагая, что «русская революция обречена быть революцией чисто буржуазной и всякая попытка выйти за эти естественные и неизбежные рамки будет вредной авантюрой». Осознавая, что Февральская революция начала выходить за границы буржуазной революции, в апреле 1917 приехал в Петербург, призывал к объединению народнических групп, партий, воссозданию Интернационала. Был кооптирован в Петросовет, избран в его Исполком. Вошел в редакцию газеты «Дело народа», центрального органа партии эсеров, в Совет ПСР, участвовал в съездах ПСР, резко критикуя большевиков и особенно В.И.Ленина.

Российский мыслитель, политический и государственный деятель, лидер Партии социалистов-революционеров (ПСР).

В 1892 г. поступил на юридический факультет Московского университета. В студенческие годы принял участие в работе народнических кружков. В 1894 г. был арестован по делу партии “Народное право”, после тюремного заключения исключен из университета и в 1895 г. отправлен в ссылку в Тамбовскую губернию. Здесь он наладил связи с крестьянами и участвовал в создании организации “Крестьянское братство”. В 1899 г. Чернов выехал из страны. Перед отъездом беседовал с Н. Михайловским по вопросам теории и практики народнического движения. Публиковался в «Русском богатстве». Как теоретик народничества признавал также некоторые достижения марксизма . Жил в Швейцарии. В эмиграции Чернов стал одним из создателей Аграрно-социалистической лиги (1900), которая стала одной из организаций, создавших ПСР в конце 1901 - начале 1902 г. Чернов вошел в ЦК и стал идеологом ПСР, редактировал ее газету “Революционная Россия”. Чернов выступал за свержение самодержавия, парламентскую демократию, социализацию (обобществление) земли и передачу ее в распоряжение крестьянских общин, а промышленного производства - в руки государства и рабочих организаций. Достигнуть этих целей он надеялся с помощью социалистической революции, движущей силой которой будут трудящиеся классы - рабочие, крестьянство и интеллигенция. Но пока в условиях стабильности самодержавия эсеры, подражая "Народной воле ", были готовы вести вооруженную террористическую борьбу против высокопоставленных чиновников империи. В 1904 г. представлял ПСР на Амстердамском конгрессе II Интернационала.

После манифеста 17 октября 1905 г. недолго выступал за приостановку террористической деятельности ПСР, в конце года снова стал выступать за продолжение вооруженной борьбы с самодержавием. После объявления политической амнистии в 1905 г. Чернов вернулся в Россию и принял участие в Первой российской революции 1905-1907 гг. Находился на нелегальном положении. Принял участие в издании легальной газеты эсеров «Сын отечества». I съезде ПСР в декабре 1905 - январе 1906 гг. основной докладчик, автор проектов резолюций и программы ПСР, принятой съездом. В 1906-1907 гг. организатор и активный автор прессы эсеров.